АКТЕОН - Страница 27

- Уж не к нам ли?

Даже у Ольги Михайловны забилось сердце при звуках этого колокольчика.

Но вот уже раздался лошадиный топот, кажется, у самого крыльца; вот колокольчик перестал заливаться, задребезжал и смолк.

Все, кроме Ольги Михайловны, бросились в переднюю.

- Здесь, братец, Петр Александрыч? - кричал кто-то на крыльце. - Дома он?

Этот голос был знаком только Петру Александрычу; Прасковья Павловна с

Анеточкой выбежали из передней.

- Возьми сальные свечи со стола да принеси поскорей восковые, - сказала

Прасковья Павловна, толкая в спину лакея, - слышишь?

Из передней раздались восклицания.

- Старый приятель, узнаешь ли меня, мон-шер? '

- Здравствуй, братец! какими судьбами? откуда?

И Петр Александрыч ввел за руку приехавшего господина, одетого по-дорожному.

Это был давно известный читателям офицер с серебряными эполетами*. * См. повесть "Онагр".

- Маменька, вот мой хороший петербургский приятель, господин Анисьев.

Слово петербургский подействовало магически на Прасковью Павловну и на ее

Анеточку.

- Очень приятно иметь честь познакомиться с вами, - произнесла Прасковья

Павловна, поправляя на себе платок, - извините, что вы нас застали по-домашнему, запросто.

- Помилуйте-с…

Офицер с серебряными эполетами поправлял свой хохол, протирал очки и расшаркивался. Увидев Ольгу Михайловну, он подлетел к ней с поклонами и с комплиментами.

Прасковья Павловна и Анеточка ушли и через несколько минут возвратились переодетые. Последняя навязала сырцовые букли, которыми она. всегда украшала себя в торжественные случаи.

- Ну, расскажи же, как ты здесь очутился? - спрашивал Петр Александрыч у офицера, сажая его к чайному столу.

- Неожиданно, мон-шер, совсем неожиданно. Скоро после твоего отъезда из

Петербурга папенька скончался… старик, знаешь, мон-шер, последнее время все хирел…

- Боже мои, какое несчастие! - воскликнула Прасковья Павловна, всплеснув руками.

- А не хочешь ли, брат, вместо чаю - ромашки? это после дороги-то лучше, я полагаю…

- Как! ромашки? - спросила удивленная Прасковья Павловна…

- Да-с, - это у нас, маменька, технический термин; так мы называем ром с чаем.

Офицер с серебряными эполетами засмеялся, закрутил усы и сказал:

- Спасибо, мон-шер; это недурно… Mesdames, - продолжал он, - вы позволите мне закурить сигарку… Не будет ли табачный дым беспокоить вас?..

- О нет, - проговорила дочь бедных, но благородных родителей, закатывая глаза под лоб, - мы все привыкли к табачному дыму.

- Но ты все еще мне не сказал, каким образом ты здесь? - спросил Актеон, дотрогиваясь до плеча офицера.

Офицер хлебнул ромашки, пустил изо рту клуб дыма и растянулся на стуле.

- Очень просто, мон-шер, - сказал он. - Мне досталось наследство после папеньки…

Надо же все осмотреть самому, принять все от управляющего… Я взял отпуск, да и катнул сюда… почти мимо тебя пришлось, мон-шер, ехать, немного в сторону; я думаю себе, как же не побывать у приятеля?.. И я бы давно у тебя был, да в Москву белокаменную, знаешь, как попадешь, - беда; с балу на бал, с обеда на обед, кавалеров-то нет, так наш брат петербургский там как сыр в масле катается… Меня на руках там носили, во всех аристократических домах принят был, мон-шер, ей-богу, как родной… Там же случился

Костя… Ведь charmant jeune homme, надо отдать ему справедливость… с ним полтора месяца прожил, как один день!

- Вот что!

Актеон призадумался… Слова офицера пахнули на него былою жизнью, тем временем, когда еще он блаженствовал в коже Онагра…

- И в Москве, - продолжал офицер, - хорошеньких бездна. Я, знаешь, мон-шер, приволокнулся там за одной княжной… Она известна везде: юнъ боте… глаза такие живые, так и бегают… и она была ко мне очень благосклонна; взяла с меня честное слово на возвратном пути непременно заехать к ним.

Офицер затянулся.

- Ну, а ты что поделываешь здесь, мон-шер? а? хозяйничаешь? Славная деревенька у тебя… Офицер осмотрел кругом комнату.

- Се тре жоли… разумеется, в деревне для чего убирать великолепно комнаты?.. А говорят, в моем селе дом такой каменный, славный…

- Много, братец, тебе душ досталось?

- Душ-то немного, мон-шер; кажется, около трехсот, что-то этак, но денег бездна - это главное, папеньке все были должны; у него такие капиталы, что ужас! Хочу выйти в отставку. Съезжу в чужие краи. Надо же, мон-шер, свет посмотреть, - нельзя без этого.

Какие устрицы были нынешней весной в Петербурге - чудо!.. А тебе, мон-шер, все наши кланяются…

Чай был собран… Офицер понемногу прихлебывал ромашку и болтал без умолку.

- А что, мон-шер, не вспомнить ли старинку? - вскрикнул он, вскакивая со стула, - не сыграть ли в банчик?

- Пожалуй.

- Если у тебя нет карт, то я свои достану. У меня всегда есть в шкатулке на всякий случай.

- Что ж ты, братец, думаешь, что мы здесь и в карты не играем? - спросил Актеон с чувством оскорбленного достоинства.

- Нет, мон-шер, я только так сказал… Вели же все устроить, как следует… Я, мон- шер, и усталости никакой после дороги не чувствую.

- А ты надолго ли ко мне приехал?

- Дня на два, на три, мон-шер, если позволит мне Ольга Михайловна и твоя маменька.

Офицер поклонился той и другой.

- Отчего же на такое короткое время? - сказала Прасковья Павловна, - погостите у нас подольше. Вы нас одушевите своим присутствием.

- Никак не могу дольше, при всем моем желании. В Москве и без того зажился, а меня ждут в деревне… Кто же, мон-шер, мечет? Хочешь, я буду метать… Человек, вели принести мою шкатулку.

Шкатулку принесли. Она обратила на себя всеобщее внимание своим изяществом…